Николай Александрович Головлёв много лет руководил крупным сельскохозяйственным предприятием, У него воюют двое: дочь и сын. Но начинает разговор Николай Александрович не с рассказа о детях, а о болях и нуждах села. Нашей станицы и российского села в целом. И это понятно: Николай Александрович – самый что ни наесть коренной наш станичник, он и родился в 1955 году в совхозном роддоме. Закончил Донской Государственный Технический Университет по специальности сельхозмашиностроение. Технику любит и понимает – всякую, в том числе и автомобильную; сам водитель с 50-летним стажем.
Николай Александрович хвалит новую сельхозтехнику. «Ребятам молодым, конечно, интересна новая техника». Сам посидел за рулём всех новых тракторов и комбайнов. Современная техника Ростсельмаша – мощная: комбайн Acros, тоже современный и передовой, имел жатку шириной 7 м, а Torum теперь целых 9. Конструктивно придумано хорошо. А вот исполнение – хромает, порой на обе ноги. Металл – некачественный, отсюда – поломки, бункер протирается не чем-нибудь – зерном. Видно, сэкономили на металле. Технологически многие узлы недоработаны. Вот нам всякие прогрессивные мудрецы говорят: скоро будет сплошной автопилот. Он станет пахать-сеять-урожай убирать. Крестьяне возмущаются: вы прежде то, что есть, до ума доведите, а потом об автопилотах рассуждайте. Надо прежде самые насущные проблемы решить, а уж потом браться за следующие, которые сейчас и подождать могут.
Вот проводится совещание в районе: «Цифровизация! Цифровизация!». А вы бы лучше вместо цифровизации на газификацию налегали. Наша станица находится на пересечении четырёх районов, и все они – газифицированы. А до нашего Степного Кургана газ так и не довели. Собирались ещё с советских времён, да так и не сделали. А теперь с СВО – и вовсе о нас забыли. Кому мы только не жаловались, вплоть до Президента, а толку нет. Наши жалобы пересылают сюда же, на место, и круг замыкается.
Потому и уезжают люди из станицы. Не далеко уезжают – в соседние станицы, но туда, где есть магистральный газ, и им можно отапливаться. А уголь – это дорого, грязно и трудоёмко. Не современно. А вы говорите – цифровизация…
Политика государства в отношении села – не ясна. Из села убрали все жизненные удобства, а у Администрации отняли функции, которые с незапамятных времён исполнял сельсовет: свадьбы, вручение аттестатов выпускникам школ. Всё это сплачивало людей, делало их единым коллективом, общиной. Сейчас всё это происходит в райцентре – в Сальске, за 60 км, а сельсовет превратился в отдел статистики, который только возит бумаги туда-сюда. В результате видимся мы, станичники, меж собой мало, и наш органичный, споченный коллектив распадается. Разве что на Пасху на кладбище соберёмся, помянем предков. А так – всяк наособицу. Даже почты у нас практически не стало, вернее, работает она в урезанном режиме. Дом Культуры, а он у нас большой, хороший, построенный ещё при советской власти – тоже в урезанном режиме. Причина – отопление. Отапливать его углём – дорого и трудно. Был бы газ – была бы и культура.
Вот говорят: молодёжь уезжает из села. А почему она уезжает? Очень просто: работы нет. Сельское хозяйство сейчас высокомеханизированное, рабочих рук требуется всё меньше, а больше делать нечего. Были бы рабочие места – люди в большинстве жили бы и работали на месте. В городах теснота, духота, а у нас – приволье. Да, кое-кого влечёт город, но далеко не всех. Будь у нас работа – люди охотно жили бы в родной станице. Во всяком случае, на Юге России дело обстоит именно так.
Ростовские, что при деньгах, скупают земли на Маныче, строят базы отдыха. Тут, если по уму, можно было бы и курортную зону сделать.
А пахотные земли активно скупаются большими агрохолдингами, в частности структурами г-на Ткачева, бывшего министра сельского хозяйства и губернатора Краснодарского края. Село с крестьянами им вроде как не нужно, а нужна только земля. Говорят, будут её обрабатывать вахтовым методом. Приехали – вспахали – уехали, а техника ушла дальше, на другие поля. Не знаю, осуществимо ли это в полной мере и повсюду, но идеи такие существуют и распространяются. Очень опасные идеи. А Родину защищать кто будет, если село по сути будет уничтожено, изведено под корень? Вахтовики что ли воевать пойдут? У них нет той малой родины, своего куска земли, за который они готовы сражаться. Не за что вахтовику сражаться: он куда-нибудь сбежит и там наймётся на другую вахту. За Родину искони сражались крестьяне, землепашцы. Пахарь – лучший воин, потому что ему есть что защищать. Родина для него – это родное село, река, поле, свой огород. Помните песню «С чего начинается Родина»? Вот за это всё он и сражается.
У меня двое детей на СВО. Даша, Дарья Николаевна, по мужу Панкова. Она по специальности медсестра, служит в медицинском отряде особого назначения, сокращённо МОСМ, при военном госпитале. Попала она на войну, можно сказать, в первых рядах. Была на учениях, недалеко от Украины. Когда наши вошли на Украину – тут же пришёл и Дашин отряд. Базировались в районе Донецка. Сначала размещались в передвижных медицинских модулях, смонтированных на базе машин. Потом над ними сбили ракету Точка-У, модули попрошивало осколками, нескольких военнослужащих серьёзно ранило. Потом нашли полуподвал на окраине Донецка и разместились там. Холодно, сыро, зато более-менее безопасно. Стали там принимать раненых. Дело организовано так. Раненых с передовой эвакуируют в этот медицинский пункт, там происходит первичная обработка, сортировка. Тяжёлых эвакуируют дальше, в Ростов, в госпиталь, более лёгким оказывают помощь на месте. Даша прошла переподготовку, получила специализацию по анестезиологии, так что она самый что ни наесть нужный специалист – младший сержант медицинской службы. Побывала она в зоне боевых действий четыре раза. Там так устроено: 3-4 месяца она отбудет, а дальше меняют. Тех, кто отбыл, отправляют на побывку, на реабилитацию, иногда в санаторий. В санатории условия хорошие. А вот на войне, Даша говорит, обеспечение не совсем: еда плоховатая и недостаточная. Поначалу гуманитарную помощь везли, но потом это движение стало затихать.
Даша получила медаль «За воинское отличие». Она у меня молодец: до этого уже побывала в Карабахе, когда там был конфликт. Дашин медицинский отряд кидают во все горячие точки.
Мы с женой, понятно, переживаем за неё, беспокоимся. Был момент, когда совершенно не было связи, и не понятно, что там, как… Натерпелись, понятно, страху, но потом связь наладилась.
Сейчас Даша в положении, ждём внука, уже понятно, что будет мальчишка. Сейчас её на передовую не пускают, она находится в госпитале на базе отряда.
Разумеется, хотелось бы, чтобы война поскорее кончилась. Но не просто кончилась, а непременно нашей победой.
А сын мой, Сергей Николаевич Головлёв, 35 лет, пошёл воевать добровольно, по контракту. Прежде отслужил он срочную в инженерных войсках: сначала полгода в Подмосковье, потом в Ставропольском крае. В сентябре 2023 года заключил контракт. Какой-то у него произошёл разлад с женой, и он решил пойти на СВО. На гражданке работал он водителем. Два месяца занимался на курсах под Петербургом, потом направили на передовую. Служит в инженерных войсках. Есть такой специальный трактор – окопы рыть. Вот на таком тракторе он и работает. Получил медаль «За боевое отличие» и Георгиевский крест 4-й степени. Медаль получил он за то, что с товарищами вычислил и уничтожил кочующий миномёт. А Георгиевский крест – за то, что захватили вражеский окоп и привели семь человек пленных. Рассказывал он обо всём этом с юмором, как и полагается настоящему казаку. Сейчас у него звание ефрейтор.
Какие проблемы? Да обыкновенные. С питанием проблемы, с обмундированием. Денег что ли у государства не хватает? И вот что обидно: на всякие там «Маски-шоу» и прочую дребедень — хватает, а на СВО собирают всем миром. Это что, порядок? Может, надо бы наоборот?
Но вместе с тем, сын говорит: «Когда увидишь нашу мощную технику, например вертолёты Ка-52, гордость берёт за страну. А вообще-то на войне – страшно. Как-то заскочил в окоп, а там узкоглазый стоит. Ну я застрелил его».
Контракт у сына кончается через год. Но сказали: «Будешь дальше воевать». Парней не демобилизуют. Даже те, кто контужен, оставляют на подсобных работах. Привозят зеков. Дочка одно время служила на военном аэродроме, видела: их привезли – и сразу на СВО.
Словом, по телевизору одна картинка, а жизнь – жёстче.
А как по-другому то может быть? Много лет в армии все занимались своими делишками: кто распродавал всё, что плохо лежало, кто воровал, что не приколочено. До основания развратили нас всех этими либеральными вольностями. Не только военных – всех нас. Пора охолонуться и подтянуться. С Божьей помощью должны победить. Мы всё равно победим. Должны победить».
У Николая Александовича ещё один сын – Денис Николаевич Головлёв. Он 1985 года рождения. Профессиональный военный, майор ракетных войск. Ракеты шахтного базирования, зовут их «кроты». Сейчас служит в Нижнем Тагиле. Две дочки у него – Снежана и Милана.
В какой-то момент решил было увольняться из армии. А сейчас говорит: «Продлю ещё контракт. Время сейчас серьёзное, надо послужить».
Николай Александрович затронул очень важный вопрос. Повышение производительности сельского труда, превращение сельского хозяйства в отрасль промышленности благодаря передовой технике – это, согласно общепринятой точке зрения — необсуждаемое благо. Но есть у этого блага и тёмная сторона. Людей такое хозяйство требует всё меньше, и сёла постепенно пустеют. Происходит новый раунд раскрестьянивания: люди на селе нужны всё в меньшем числе. Принято считать, что молодёжь уходит из села, влекомая «огнями большого города». Николай Александрович показывает иной поворот этой важнейшей темы: будь на селе работа и перспектива – не уходили бы.
Он верно говорит: политика государства в отношении села – не ясна. Вроде как повсюду открыли ФАПы, даже там, где, как у нас, искони был медпункт. ФАПы открыли, а почта практически не работает. И функции ЗАГСа у сельсовета отняли. И аттестаты вручают в райцентре. Зачем? Чтобы показать, что у тебя, выпускник, начинается новая жизнь – городская, а на селе тебе делать нечего? Не то имеется в виду? Тогда что?
Н.А. показывает очень верный и далеко не всеми осознаваемый аспект происходящих сейчас на селе экономических и социальных процессов. Кто будет Родину защищать в случае большой войны? Лучшие воины – это всегда крестьяне, селяне; так было всегда и везде. Для селянина Родина – это физически ощущаемая реальность – «клочок земли, припаший к трём берёзам». Карамзин говорил, что любовь к Родине бывает физическая, моральная и политическая. Физическая любовь – это неосознанная, телесная привязанность к месту своего рождения, к его ландшафту, к родной земле, к тому углу, где ты впервые увидел свет. Потом ребёнок растёт и связывает с Родиной понятие о друзьях, родных, родной речи. И только позднее надо всеми этими чувствами надстраивается политическая любовь к Отечеству, верность престолу, готовность защищать Родину и, если надо, умереть за неё.
Человек, живущий «на этажах», в бетонной коробочке – это потенциальный, а то и реальный космополит, его девиз “ubi bene – ibi patria” – “где хорошо, там и родина”. Причина ясна: бетонные коробки – везде похожие друг на друга, никакой связи с землёй у их зрителей нет, да и земли-то нет: на каждую малость – сотня жителей. Моя дочка, помнится, лет десять назад оказавшись в Нью-Йорке, по дороге из аэропорта удивлялась сходству пейзажа за стеклом автомобиля с нашим соседним Выхином: точно и не уезжала, разве что реклама на латинице. Поэтому меня совершенно не удивляет, что премногие прогрессивные городские парни при известии об СВО похватали свои вещицы и рванули врассыпную: у них нет никакой душевной привязанности к своей стране, защищать им особо нечего. Вот об этом следовало бы подумать. Всерьёз подумать.
Некоторое время назад Сбер выпустил футурологическое изделие под названием «Сбер Будущее 2035+», где рисуется картина будущего. (об этом я писала здесь: https://zavtra.ru/blogs/budem_lopat_pustotu_ili_nashe_zavtra_ot_sberbanka?ysclid=lz9rfa4fy5224844712.
В той картине будущего жизнь сосредоточена в городских агломерациях, а между ними бродят убогие лузеры, не сумевшие вписаться в дивный новый мир, и обсуживающие избранников фортуны из агломераций. Эти убогие лузеры и есть бывшие селяне. Произведение Сбера вряд ли можно принимать всерьёз, потому что это списанный с какого-то американского образца тривиальный глобалистский вздор.
Но то, что быстрая урбанизация и оголение сельских территорий идёт с нарастающей скоростью – это правда, и это очень тревожный и опасный факт.
Что можно этому противопоставить? Надо вернуться к идее первой российской индустриализации. Ведь изначально мануфактуры в России возникали по деревням. В России сельскохозяйственный год, возможно, самый короткий в мире, а потому зимой крестьяне не были заняты и часто уходили в отхожие промыслы. И вот Д.И. Менелеев, который считал себя более политэкономом, чем химиком, на основании изучения результатов переписи населения считал, что нужно строить фабрики на селе. Разумеется, этот вопрос нельзя решать бюрократически, т.е. стричь всех под одну гребёнку, но это было бы крайне полезно – дать крестьянину зимнюю работу. Вот вспоминает сын Л. Толстого, друживший с Менделеевым: «Россия должна быть не столько земледельческим, сколько промышленным государством, — говорил он (Менделеев – Т.В.), — ведь полгода зимой в России нечего делать земледельцу. Россию надо покрыть сетью мелких заводов, работающих преимущественно зимой, чтобы крестьяне имели зимний заработок. С.Л. Толстой. Очерки былого. Гослитиздат, 1956, с . 163).
Это было во времена Менделеева. А сегодня речь идёт не о зимней, а о круглогодичной работе.
Люди хотят жить и работать на селе, может быть комбинируя работу в промышленности с работой в сельском хозяйстве. А может так: часть семьи работает в сельском хозяйстве, а часть – на фабрике. И современные удобства: почта, дом быта и иные, безусловно должны быть на селе. Потому что в деревне — корень народа, подруби корень – и растение засохнет. «Народы родятся в деревне и умирают в городе», — говорил немецкий антрополог Ганс Гюнтер. Так оно и есть. Хотим жить и при надобности дать отпор тем, кто на эту жизнь покушается – надо беречь и поддерживать деревню. По-другому не получится.
